Арнульв был привязан к Руни, как к собственной сестре, и искренне надеялся, что будущий муж будет к ней добр и внимателен.

Но как же всё-таки жаль, что Мелисса не одна из их клана…

Он смотрел на неё с жадностью, отчаянно желая, чтобы она всегда оставалась рядом. Вот так же близко, как сейчас. Неловко училась играть в снежки, звонко смеялась…

Почувствовав его взгляд, она замерла на одном месте, и Руни тут же этим воспользовалась. Ощутив на шее холод снежного шарика, гостья вскрикнула от неожиданности и обернулась к нападавшей. А та уже мчалась с очередным снежком за братом, который с весёлыми подначивающими криками бежал к лесу.

Когда они скрылись за деревьями, Арнульв снова взглянул на Мелиссу и едва успел увернуться от летящего ему прямо в лицо снежка.

— Ах, ты! — засмеялся он.

— У меня не получается так ловко, как у вас, — вздохнула она.

— Научишься ещё. Снег надо чувствовать. Он нас любит.

Когда Арнульв сделал шаг к ней, девушка, вдруг снова засмущавшись оттого, что они оказались наедине, попятилась и, оступившись, упала спиной в сугроб. Молодой оборотень заспешил к ней. Знал, что она не ушиблась, но могла ведь испугаться.

Мелисса не торопилась вставать, и он, поддавшись порыву, рухнул в снег рядом с ней. Повернул голову, и она ответила тем же. Их взгляды встретились. Арнульв не мог отвести от неё глаз. Разрумянившиеся щёки, выбившиеся из-под повязанного на голову платка светлые пряди волос, пухлые алые губы…

— Мелисса… — хрипло выдохнул он. Ему нравилось произносить её имя, такое непохожее на привычные слуху имена оборотней. Нравилось смотреть на неё, вдыхать её запах. Никогда прежде ему не доводилось испытывать ничего подобного. — Мелисса…

— Арнульв, мы не должны… — негромко отозвалась девушка, но её глаза говорили другое. И тёплые мягкие губы, которых он несмело коснулся своими, тоже. И сбившееся дыхание, и ресницы, легко скользнувшие по его щеке, когда она прикрыла глаза, отвечая на поцелуй.

В последнюю минуту перед тем, как брат и сестра вышли из леса, Арнульв успел встать на ноги и помог подняться Мелиссе, но, когда попытался отряхнуть её одежду, она, отводя взгляд, оттолкнула его руки. Но он не обиделся. Потому что помнил, как несколько мгновений назад поцеловал её — впервые, и помнил, как сладко и дурманяще это было.

Игра как-то сама собой прекратилась, и они вернулись в замок. Всю обратную дорогу Мелисса молчала, не глядя на него. Руни снова дулась. Лишь её брат-близнец вёл себя как обычно. Стоило им переступить порог замка, как появился Лейдульв.

— Ульвхват, Арнульв, зайдите ко мне! — распорядился он коротко. На лице промелькнула озабоченность. Казалось, он даже не заметил, что вместе с ними пришла и гостья.

— Папа, что-то случилось? — спросила Руни.

— Иди к себе, — строго велел предводитель оборотней дочери.

Глава 10

Позже Мелисса не могла припомнить, как прощалась со спутницей, как поднималась по лестнице. Помнила лишь, что Лейдульв почему-то вызвал к себе сына и воспитанника, но тогда значения этому не придала. Мысли были заняты совсем другими воспоминаниями, которые кружили голову, снова и снова возвращая девушку в то мгновение, когда Арнульв прикоснулся губами к её губам.

Её первый поцелуй!

Совсем ещё недавно Мелли не сомневалась в том, что он состоится при совершенно других обстоятельствах. Может быть, после помолвки — на её пальце будет красоваться подаренное женихом колечко, и тот улучит возможность поцеловать её, следя за тем, чтобы никто их не увидел. Или даже только в день свадьбы, когда наречённый откинет с её лица тонкую полупрозрачную вуаль.

Но всё случилось иначе. Не было ни помолвки, ни свадьбы, ни платья с длинным шлейфом. Только лес, мягкий снег, неожиданно переставший казаться холодным и мокрым, жаркое дыхание, горячие губы, голос, настойчиво повторяющий её имя.

Кажется, за эти два дня она пала так низко, что все прежние знакомые, а также родители, брат и сестра непременно осудили бы её за всё произошедшее. Мужчина, с которым они едва успели познакомиться, видел её обнажённой, хотя в том и нет её вины, обнимал и согревал своим телом, лёжа рядом в постели, а сегодня поцеловал её. Просто верх неприличия!

Но почему-то сильнее стыда, постепенно набирая силу, становилось другое чувство, подобрать имя которому у Мелиссы не получалось. Может быть, благодарность? Арнульв был добр и внимателен к ней куда больше, чем прочие обитатели замка. Его беспокоило, не замёрзла ли она, хорошо ли поела. В его отношении к ней не ощущалось корысти или расчёта, он просто заботился о ней так, как умел, и при воспоминаниях об этом на душе становилось теплее.

Что же касалось правил благопристойности, которые заведены там, где она родилась и выросла, то не его вина, что он не имел о них понятий. У оборотней свои законы и порядки. Чуждые и непонятные ей, однако не такие уж дикие, как казалось поначалу. Здесь всё служило другому образу жизни — простому и бесхитростному, лишённому большинства условностей высшего общества. Потому не только слуги, но и хозяева не видели ничего зазорного в том, чтобы есть с глиняной посуды и носить одежду, первоочередными задачами которой являлись удобство и защита от холода, а вовсе не красота и стоимость ткани.

Размышляя обо всём произошедшем, Мелли напомнила себе, что она сама здесь временно. Как бы ни старался Арнульв заставить её поверить в то, что они суждены друг другу, пойти против королевской воли она не могла. Тот выдаст её замуж так же, как уже выдал Мирту. По правде говоря, даже странно, что он не сделал этого сразу же. Неужели не нашлось подходящего кандидата? Приданого-то её не лишали. И тогда не пришлось бы ехать к оборотням.

И они с Арнульвом никогда не встретили бы друг друга…

Эта мысль не дарила облегчения, и собственная реакция на него пугала всё больше. Скажи он, что её может тянуть к нему лишь из-за того, что они, возможно, истинная пара, Мелисса бы наверняка злилась, но нет. Если б дело обстояло так, то мать Ульвхвата и Руни не оставила бы их отца, а пошла бы за ним куда угодно, ведомая, точно животным инстинктом, желанием во что бы то ни стало быть вместе. Но та женщина не была волчицей, как и сама Мелли. А потому сделала собственный выбор, наверняка причинивший боль им обоим — ей и Лейдульву. И, поскольку они дали жизнь детям, то, значит, стали близки, как супруги. Так почему же она предпочла расставание?

«Не моё дело, — сказала себе Мелисса. — И сомневаюсь, что Ясноокая решит, будто я лучше других подхожу Арнульву. А, получив её ответ, он успокоится и перестанет меня преследовать. Я просто новенькая здесь, непохожа на местных, вот он мною и заинтересовался. Но долго это не продлится».

Так, успокаивая себя, Мелли переоделась, сменив намокшее после игры в снежки платье Руни на своё. Приближалось время обеда, наверное, следовало бы спуститься в трапезную, но она медлила, не зная, сможет ли взглянуть на Арнульва без смущения. Не выдать бы себя! Может быть, для них поцелуи в снегу — самое обычное явление, а для неё всё иначе… Хотя едва ли. Он смотрел на неё так, словно и для него такое впервые. Неужели и сам Арнульв никого раньше не целовал?..

К щекам прилила кровь, стоило лишь оживить в памяти прикосновения его губ. Надо же было так рисковать! Ещё бы чуть-чуть, и Руни с братом увидели бы их!

Но, может быть, именно этот риск, осознание того, что они делают что-то запретное, и добавили их поцелую сладости и нежности, похожей на тающие на губах снежинки.

«Он становится мне дорог, — поняла Мелисса с пугающей её саму уверенностью. — Я буду скучать по нему. Я буду… О, Великая Богиня, что же мне теперь делать?! С ним и с собой…»

Сердце колотилось так сильно, что звенело в ушах, но неожиданный стук в дверь оказался громче. Мелли протянула руку к дверной ручке. Отчего-то вдруг показалось, что к ней пожаловали с дурными новостями.

Но предчувствие обмануло. За дверью стояла одна из служанок. Она пришла напомнить о том, что пора обедать.